Недавно разбежались с моей девушкой. Если быть точным, убежала она, а я остался стоять. После очередного желания поужинать в дорогом ресторане, сказал своей любимой, что не могу через день выкладывать круглую сумму за кусочек чего-то на большом блюде, что нужно ждать около часа.
Она вспыхнула, и сказала:
– А я не собираюсь тебе каждый день готовить яичницу!
На мой вопрос, почему яичницу, я бы не отказался и от чего-то посущественней, услышал:
– Ну и жуй что-то «посущественнее», но без меня!
Макарон себе купи!
Почему-то все кулинарные фантазии, которые можно приготовить дома, у нее заканчивались яичницей и макаронами.
Через неделю пришла СМС-ка: «Сидим в ресторане, за тем самым столиком. Ни в чем себе не отказываю, мужчина платит».
Вчера возвращался с работы мимо одного из ресторанов, который мы с подругой, уже бывшей, посещали. Глянул на столик у окна, где мы последний раз ужинали, но, даже ничего не екнуло.
Прошел еще метров пятьдесят. Около меня притормозил черный «Кукурузник». Правое окно джипа опустилось, и водитель спросил, куда повернуть на кругу, чтобы попасть на улицу Гагарина. Я уточнил дом. Это был соседний с моим корпус многоэтажки. Начал объяснять, а мужик сказал, что, если по пути, то подвезет.
Я утонул в кожаном кресле «Тойоты», ехать было минут пятнадцать. Мужик посматривал на мою кислую физиономию, а потом поинтересовался, почему такой разочарованный еду? Захотелось выговориться, выложил ему про девушку, про рестораны и зарплату.
Когда заехали во двор, увидел ее, выходящую из старенькой «Шкоды», и его, в возрасте, пропорциональном «Шкоде».
Ткнул пальцем, показывая своему неожиданному «психотерапевту»:
– Вот так встреча, вон моя любимая яичница!
Мужик отреагировал мгновенно:
– Внимание, спектакль! Молчи, только кивай!
С шиком подрулил к «Шкоде», оттеснив задним крылом ее хозяина, вышел, обошел вокруг «Кукурузника», открыл мою дверцу, и вытянулся около нее.
Я не спеша выбрался из кресла, вышел, увидел круглые глаза бывшей возлюбленной, а водитель выдал:
– Завтра как обычно, шеф?
Я степенно кивнул. Сказать я ничего не мог, даже если бы хотел. Меня изнутри разбирал такой смех, что еле сдержался, чтобы не заржать, глядя на свою бывшую, у которой на лбу было написано: «Какая я дура!»