— А при СССР школьницы уже детей рожали! — сказала мне коллега

Я — учительница английского языка. В принципе, опыта еще мало, ведь я только недавно закончила учебу. Я сразу подружилась с Анной Григорьевной. Она была математичкой. Хоть и в возрасте, но очень приятная в общении. 

Однажды мы с ней сидели и пили чай. Как-то зашел разговор о школьницах, которые слишком рано становились мамами. 

— Но при СССР такого не было! — возмутилась я.

— Да как не было? Ошибаешься. Рожали школьницы, как и сейчас. Девчонки теряли голову от любви и на что угодно было согласны, чтобы парня не потерять, — ответила она. 

— Ничего себе…

— Сейчас расскажу тебе одну историю. Это было, когда я только закончила институт. Меня отправили в деревню на практику. А там одни зеки и пересельницы. Еще и классное руководство за мной закрепили. 

Я пыталась подружить всех ребят, но у меня не получилось. Местные сильно отличались от приезжих и дружить не хотели. В таком классе было очень сложно работать. Дрались, выясняли отношения, учиться не хотели. 

Естественно, я, как классная руководительница, постоянно за это получала. Мне казалось, что когда-то мне кто-то из учеников даст по голове или нож к горлу подставит, все настолько было серьезно. И вот собирают экстренный педсовет. Я приготовилась опять к разборкам, ведь закончили мои ребята четверть не очень. 

Но когда зашла в учительскую, поняла, что случилось что-то серьезное. Мужчин в кабинете не было.

— В 10-А ЧП! — сказала директриса. 

— Опять мои пацаны что-то сделали? — схватилась за голову я.

— Нет, в этот раз Катя Егорова отличилась. Она беременная!

У меня просто дар речи пропал. Катя была примерной ученицей и тихоней в классе.

— Это 100% информация? — уточнила я.

— Да, позвонили из райцентра. Ее отвезли в больницу — плохо стало. Там и выяснилось, что она в положении. 

Получается, что мы, учителя, узнали об этом раньше родителей. Вот и надо было придумать, как им подать эту информацию. Директриса решила, что это должна сделать я. Она считала, что я во всем виновата, ведь недосмотрела.

Я пошла к ней домой, чтобы лично поговорить с родителями.

На тот момент у меня еще не было ни мужа, ни детей, поэтому говорить о подобном было тяжело. Складывалось впечатление, что Катя о “взрослых делах” знает больше, чем я. 

Когда я поговорила с Катей наедине, услышала от нее такую фразу:

— Я напьюсь таблеток, чтобы это прекратилось! Я так больше не могу!

Мне стало страшно:

— Даже не вздумай. Мы что-то обязательно придумаем. Я постараюсь все объяснить твои родителям, — успокаивала я ученицу, а сама вообще не понимала, что творится. 

Родители у нее были уважаемыми людьми в поселке. Отца боялись все, даже соседи. И тут я с такой новостью.

Когда я об этом всем ему поведала, он сказал:

— Ладно, сам с дочкой разберусь!

Я встала в ее защиту:

— Только не бейте ее, иначе я буду вынуждена обратиться в полицию. 

— Да что вы из меня изверга делаете! 

Я решила подождать, когда с работы вернется ее мать. Я пыталась растолковать отцу, что беременность — это не позор. Нет смысла ругать дочь, раз так уж случилось. 

Отцом ребенка стал парень Кати. Он даже не знал о беременности, ведь его забрали в армию. 

Катина мама рыдала и кричала одновременно. Она буквально волосы на себе рвала, ведь совсем не о таком будущем мечтала для своей дочери-отличницы.

Мы решили перевести Катю в вечернюю школу.

— А райком партии? А как с комсомолом? — поинтересовалась я.

— Многое зависело от директора школы. Но люди — не звери. У нас была хорошая директриса, поэтому она не стала поднимать кипишь и разрешила Кате доучиться в вечерней школе. Перед родами вернулся из армии отец ребенка, и они стали вместе жить. Я потом их сына учила, представляешь? Так что, всегда школьницы беременели. И тогда, и сейчас. Нечему удивляться. Всякое в жизни случается, — подытожила Анна Григорьевна.