Я лежал в кровати с моей любимой девушкой.
Обнимал крепко свою Наташку и думал: «Как же хорошо, что я вернулся. Вернулся живым! Оттуда, откуда многие не возвращаются!»
Два месяца назад я вернулся из армии. Вернулся, но еще до сих пор не смог привыкнуть к гражданской жизни. Не мог привыкнуть к жизни без войны.
– Ты так изменился, Саша. Твоя бабушка, когда мы провожали тебя в армию, сказала мне: «Запомни Сашу, таким как сейчас. Он вернется уже совсем другим человеком». Я тогда не поняла, что она имеет в виду. Но теперь понимаю, что это действительно так. Ты вроде такой же, но что-то в тебе все же изменилось, – сказала Наташа и еще крепче прижалась ко мне.
– Да, ты права. Я шел служить в армию, а попал на войну. А война – это ад, ад на земле. Ты даже не представляешь себе, что это такое. Это – настоящий кошмар! – сказал я.
И начал вспоминать свою службу в армию. И рассказывать о ней Наташе.
Через два месяца после начала службы меня отправили в «командировку». Так почему-то в армии называют то, когда тебя отравляют на войну. Я почему-то сразу же потерял веру в то, что смогу вернуться живым. Ваши письма были для меня просто настоящим спасением. Я только благодаря им понимал, что должен выжить. Вернуться туда, где нет войны. Вернуться к тем людям, которые меня любят и так сильно ждут. Первое время и я постоянно писал на броне: «Хочу домой!», а командир заставлял меня стирать эту надпись. А на следующий день я опять писал тоже самое.
Мы там часто говорили о женщинах. Я тогда понял, что твоя женщина, эта та женщина, которая тебя всегда понимает. Та, с которой ты можешь поговорить обо всем, поделиться с ней всем. Поэтому я и рассказываю все это тебе сейчас.
Я помню все ужасы войны. И я никогда их не забуду.
Я помню, как ты лежишь всю ночь в засаде на холодной земле, пальцы просто оледенили до такой степени, что ты их просто не чувствуешь. Ты просто тупеешь от этой боли. А потом у костра, отогреваешь руки, и боль становится еще сильнее. Кажется, что в кожу впиваются тысячи иголок. А потом ты снова идешь в засаду. Из которой можешь не вернуться.
Через пару дней на войне ты начинаешь понимать, насколько притупляется твоя чувствительность ко всему. Ты просто становишься машиной, машиной, которая стреляет и выполняет приказы. Машиной, которая все делает для того, чтобы выжить. Уже через пару дней мы все перестали пригибаться. Вокруг постоянно летали пули. А ты просто стреляешь в ответ и все.
Мы часто ходили по ночам на задания. Идем по лесу и даже не боимся, что зацепим растяжку. Ведь мы не можем этого изменить. Поэтому мы даже не думали об этом.
А когда целишься в человека, то вообще ни о чем не думаешь. Тебе совсем неинтересно, кто он. Просто ты получил приказ: стрелять в каждого, кто придет с той стороны. И ты стреляешь. И не испытываешь к этому человеку никаких чувств. Ты действуешь как машина. Ты убиваешь для того, чтобы самому остаться в живых. И все.
Однажды я зашел в дом, где было много трупов. Они там лежали, наверное, больше недели. Там невозможно было дышать: так ужасно там воняло.
Но я стоял там совершенно спокойно. Только подумал о том, что если бы в этом доме было что-то съестное, то я бы съел это прямо в этом же доме. А на гражданке меня бы точно от этого стошнило.
Единственное о чем думает солдат на войне – это о том, чтобы побольше поспать, отдохнуть и поесть.
Самой простой еды. Самое вкусное, что я ел на войне – это сало. Я тогда вернулся с задания, а пацаны мне оставили еду: хлеб и сало. Это было невероятно вкусно.
А однажды мы с парнями вернулись с задания, и пошли за своей пайкой. А тут выходит из палатки прапорщик с огромным бутербродом и начинает его есть. А нам говорит, что еды нет. Я тогда сильно пожалел, что у меня нет автомата. Я бы тогда этого жирного борова просто пристрелил. Посмотрел на ребят и понял: они тоже об этом думают.
На войне бывало всякое. Бывало, лежишь в спальнике, и уснуть не можешь. Хотя до этого только и жил мечтой о том, чтобы доползти до спальника, залезть в него и уснуть. Утром, бывало, смотришь на свой спальник и думаешь: а придется ли тебе еще в нем поспать или нет?
На войне одна жизнь и одни ценности. А на гражданке все совсем по-другому.
Однажды у нас целую неделю шли сильные дожди. А у меня, как назло, берцы порвались. Сначала я сушил носки на привалах, а потом бросил. Подумал: вот загниют ноги и хорошо будет: попаду в госпиталь – а там хорошо – там не стреляют. Вернулись, а у меня – сильный жар. Пошел к санинструктору. А он мне говорит, что лекарства от температуры закончились три дня назад. А тут кто-то забегает в палатку и говорит, что наши ребята попали в засаду и их надо срочно выручать. И я забываю о своей температуре и бегу. Бегу, иначе нельзя. Потом самому же будет перед собой стыдно. Сам себя тогда уважать перестанешь.
Бывало такое, что вообще не было сил. Я падал на землю без сил, бросал рацию. Эти 14 килограмм – казались мне порой просто тонной. Я падал на землю и лежал. Думал только об одном: отдыхе, хотя бы на полчаса. Но подходил командир и говорил: «Я знаю, что тебе тяжело, но тяжело всем. Надо терпеть». И забирал рацию, и тащил ее сам. Мне становилось стыдно, я собирался с последними силами, догонял командира и забирал у него рацию. И шел дальше, шел, сколько надо было.
Очень помогали письма из дома. Мы с ребятами старались больше шутить, тогда становилось немного легче. Особенно мне помогали твои письма.
Я неделю смеялся над тем письмом, где спрашивала не нашел ли я себе какую-нибудь красивую санитарочку тут. А то что-то редко стал тебе писать.
Ох, и смеялся же я тогда с этого письма!
Но иногда во мне просыпались человеческие чувства.
Я начинал думать о том, сколько людей убил, сколько горя принес. Думал о том, что надо потом будет всю жизнь в церковь ходить, чтобы отмолить все эти грехи. А потом понимаешь, что до этого замечательного времени надо еще просто дожить. И ты снова забываешь о чувствах. Для тебя только существуют приказы твоего командира. И все.
Когда до моего возвращения остался месяц я начал волноваться еще больше. Почему? Да потому что, очень часто ребята погибали именно в это время. Но мне повезло: я выжил и вернулся к тебе, к маме.
Вернулся к мирной жизни. Вернулся. Но пока привыкнуть к ней не могу.
Самый главный и лучший день в моей жизни – этот тот день, когда я вернулся и увидел тебя. Тогда я действительно поверил, что я выжил, вернулся.
Поверил, что все уже позади. Я выжил в аду. И теперь мне надо привыкать жить мирной жизнью.
– Боже, сколько тебе пришлось пережить. Как же я рада, что ты вернулся! Живой и невредимый! – сказала Наташа и обняла меня.
Прошло 17 лет. Мы с Наташей поженились. У нас двое детей – сыновья. Уже совсем скоро им идти в армию. Я постоянно об этом думаю. Ведь эти страшные «командировки» на войну не заканчиваются. Люди постоянно воюют… Воюют и погибают тысячи людей, которым эти войны совершенно не нужны..